Набрала необходимую норму баллов для социальной версии - значит пора публиковать продолжение повести.
Продолжение.
(XII) «Ночь пришла звёздной и благоуханной. Говорят, древние математики разделяли небо на пять поясов. Первый они называли арктическим, потому что там находилась звезда Арктос (Медведица). Затем следовали: летний тропический, равноденственный, зимний тропический и, наконец, антарктический, ибо в нём опять появлялась Медведица.
Однако ни Юлс, ни Та, которая под цвет травы, не были настолько учёны, чтобы знать все эти премудрости. Им небо казалось просто синим пологом, усыпанным мерцающими светляками. Пологом, который распростёрся над их второй ночью.
Они не пошли в пещеру и лежали во дворе на овечьих шкурах, безмолвно глядя вверх. Сейчас их не тяготило то, что они не понимали языка друг друга. Они думали о чём-то настолько смутном, что всё равно ни в одном тогдашнем наречии не нашлось бы для этого слов.
Впрочем, ведь и нам так немыслимо ни выразить, ни даже собрать воедино то, что в нас! Словно душа опять обогнала медлительный аппарат мозга, все те сложнейшие связи между волокнами и клетками, которые теперь так похоже и так беспомощно копируют кибернетические машины. Потому что машине не дано перешагнуть порог неживой природы! Она никогда не сможет подняться до уровня человека, - ни даже до уровня собаки или инфузории! Она осуждена только воплощать и повторять, а вперёд движется одно живое. 
Юлс не спал ни минуты: он боялся пропустить хоть крупицу из того чуда, которое наяву свершалось над ним.
Ночью кричали павлины. Их рыдающие голоса вспенивали лунный свет. Та, которая под цвет травы, безмятежно спала на его плече.
Он лежал не двигаясь, и думал о том, что ему хотелось бы жить очень долго. Хорошо, что он ещё так молод! И каждый день, Та, которая под цвет травы, поможет ему узнавать что-то новое. Он научится доить коз и, подобно её братьям, гонять овец по горным склонам. Изготовлять на гончарном кругу посуду, как лучшие гончары, и пускать в ход водосборное колесо. А потом он спустится и в долину и будет там давить виноград, чтоб делать вино, сладкое, как губы. И красить молодой крапивой в зелёный цвет её одежду. И скоблить кожу для её сандалий, валять войлок и выделывать овчины, которые они постелят на своё ложе.
Пальцы его шевелились от предвкушения работы. Ноги подрагивали, как у молодой собаки, которая спит и видит сон про свой бег. Юлс думал о том, что сил его хватит не только на то, чтоб жить в чужом прекрасном городе, но и самому построить такой же. И этот небывалый город уже поднялся в его воображении.
О нём, Юлсе, люди тоже смогут когда-нибудь высечь надпись, как до сих пор делали только цари, прославляя самих себя: «Земля была необитаема, никто там не находился; ни поля с посевами, ни виноградника, ни фруктового сада там не существовало, и канал не был там проведён. Скала была крутая; ничего не было там раньше построено. Такого величественного не было ничего построено!»
Может быть вы скажете: не слишком ли высоко занёсся в мечтах бедный юноша? И мог ли он вообще думать о подобном? Спросите свои собственные мечты, куда они уносят вас, когда вы, неприметный среди тысяч, наскоро позавтракав, идёте на работу, или возвращаетесь домой, или читаете газету, где в десяти строках изложено разрешение проблемы, над которой бились лет двадцать? Припомните, где только не бродили вы и как вам всё доступно, когда, наконец, тушится лампа и вы лежите, мечтая, в своей постели наедине сами с собой, не стыдясь ни своего возраста, ни одышки.
А ведь Юлсу было всего восемнадцать лет!
Итак, он думал о том, что если отыскать новую страну и воздвигнуть в ней новый город, то почему бы не придумать и нового способа жить в нём? Более справедливо и с большим счастьем, чем жили все те, кого он встречал до сих пор…
Юлс вернулся из лёгкой страны снов внезапно; тело его стало тяжёлым, сердце забилось с силой. Он проснулся…»
Продолжение следует.

Вчера мы сходили "на Столбы" - Национальный парк "Красноярские Столбы".

Продолжение
(XI) После заката они пошли перегонять коз.
В высоких травах на вечерней заре запускали свою мелодичную трель перепёлки. Дикие маки, которые горели огнём при солнце, теперь казались почти чёрными. Туман спеленал ложбины, а горы дымились красными тучами. Задрёмывало в дали море, белое и почти полированное на ощупь.
Та, которая под цвет травы, притихла и подошла к самому краю выступа. Волосы её были откинуты на спину, а во всём облике со слегка наклонённой головой и безвольно уроненными руками проступило вдруг что-то таинственное, исполненное загадочного величия, словно сквозь черты пастушки проглянуло иное существо. Так могла бы явиться богиня какого-нибудь забытого, древнего даже по тем временам, культа; явиться. Когда вокруг не помнили даже её имени, и со снисходительным участием разглядывать свою землю. Такой могла быть и женщина будущего.
Любовь – термин из философского словаря. Любить – значит неустанно докапываться в человеке до лучшего; рыться как рудокоп, чтобы увидеть в самом простом идеальное и героическое.
Такой труд никогда не может считаться оконченным; иссякает вера в объект, но не жажда идеала.
И именно эти поиски дают ощущение счастья. А счастье – тот пароль, который соберёт вокруг себя когда-нибудь всех.
Беда тоже сближает людей, но это тягостное братство. Несчастные охотно выслушивают чужие жалобы, чтобы самим утешиться ими. Счастье же бескорыстно: оно слушает вполуха, но помогает ото всей души. Когда счастлив, кажется уже: уже невозможно потесниться ни для кого. А между тем, тогда-то человек и делается по-настоящему широк.
Юлс готов был заключить в братские объятия весь мир, засыпавший сейчас вокруг него. Но вместо этого он опустился перед Той, которая под цвет травы, и безмолвно прижался к ней лицом.
Она смотрела на него сверху вниз взглядом бесконечного женского терпения и доброты. Он не обнимал её; руки его были отброшены назад. И одна из них доверчиво раскрыта, словно он не ждал ниоткуда беды…
Продолжение следует.