Продолжение повести

Продолжение.

(С) VII «Острый голод внезапно сдавил ему желудок. Осушив чашу, он скосил глаза на жаровню. Тогда она повела его вглубь, откинув занавес из тростниковых стеблей, – и на миг он опять испугался, что она превратится в эти стебли, а платье её станет сухой листвой. Он даже протянул руку, чтобы удержать, но в этот момент она глянула через плечо, и рука его оказалась простёртой ладонью вверх, словно он о чём-то просил.
Она не поняла и заспешила. Большой кусок томлёной баранины лежал уже перед ним на глиняном блюде. Глина была плохо обожжённой и шершавой на ощупь. Горько-сладкие острые травы сдабривали яство.
Сидя напротив на овечьей шкуре и обхватив поднятые к подбородку колени, она смотрела, как он ест. Свет в пещере был зеленовато-красным; шипели угли в жаровне, солнце просачивалось сквозь тростник. Её льняное платье, крашенное молодой крапивой, уже выгорело и потеряло первоначальную яркость. Оно было как свежее сено.
– Та, которая под цвет травы, – сказал он насытившись, – благодарствую за еду.
Он назвал её так потому, что не знал её настоящего имени и не умел спросить об этом. А она впервые услышала его голос. В тишине пещеры он прокатился гулко, как удар по воловьей струне.
Взгляд её стал простодушно-изумлённым: может быть она думала, что он нем? Ведь он так долго молчал. Она подпёрла кулачками острый подбородок и засмеялась. Смех её тоже отразился от каменных стен, но нежнее и звонче.
Она потянулась на цыпочках к высоко висевшему кожаному меху, но не смогла достать и жалобно оглянулась. Юлс вскочил, без труда снял тяжёлый бурдюк. Тогда она нацедила в старый искривлённый рог чёрного вина. Струя почти не просвечивала на свету.
Юлс пил не отрываясь, и ему казалось, что он касается губ, пахнущих ягодами. Она собрала глиняную посуду и вышла из пещеры. Он двинулся тотчас следом.
Обернувшись, она указала кивком на овечью шкуру, где можно было отдохнуть. Но он не хотел оставаться без неё. И так они вместе вышли и мыли посуду у ключа, который лился из скалы серебристой нитью. Пузырьки газа оседали на коже, когда они подставляли руки.
Он впервые разглядел её глаза: они походили тоже на зачерпнутую воду, искрящуюся на солнце.
– Та, которая под цвет травы! – повторил он громко и радостно.
Она силилась понять, хмурилась, сердилась, но он твердил её новое имя упрямо и так долго, что понемногу она стала привыкать к нему.
Расставив посуду на солнцепёке, они пошли перегонять коз, привязанных на тонких и длинных верёвках. Козы были лохматы и норовисты. Они упирались острыми копытцами в камень. Его пьянило солнце и недавно выпитое вино, такое густое и пахучее. То и дело он окликал девушку.
Потом они принялись бегать, как сытые тигрята, гоняться друг за другом. Он схоронился за камень – тяжёлый, коричневый, со слюдяными тусклыми жилами – и с удовольствием следил, как она растерянно оглядывалась, ища его. Быстро перебирая босыми ножками, она взбегала на камни, прикладывая ладонь к бровям.
Он не выдержал и крикнул из своей засады голосом сдавленным и ликующим:
– Э-гей! Та, которая под цвет травы! Сюда!
И она кинулась к нему…»
Продолжение следует.