Грусть, еда и побег
Когда-то я «заедала» грусть. Вот стало мне грустно, печально и
тоскливо и в рот начинали лететь вкусняшки. Вкусняшки вообще
считаются сверхэффективными средствами против самой сильной
грусти.
Меня очень долго устраивала эта грустная реальность. Где мне
грустно и я ем. Ем чрезмерно, ем со вкусом. Прилагающееся после
чувство стыда удавалось «стереть» одним очевидным аргументом – я
«помогла» себе пережить грусть. Плата – всего лишь чрезмерное
потребление вкусняшек.
Все было ровно так до той поры, пока я не заметила, что мои подруги
с нормотипичным пищевым поведением грусть проживают иначе.
Например, стоит на столе и пироженка и торт и шоколадка, сидит
напротив меня подруга и рассказывает о том, как ей грустно,
почему грустно и как ей в этой грусти живется.
Нет у неё в мыслях ни желания закинуться шоколадкой или вкусить
чудесный нежный вкус торта. Потому что…
Почему?
Вопрос «почему?» я задаю себя уже много лет, как только начала
понимать, что пищевое поведение – тема интересная. И не существует
никакого «так все делают». Существуют паттерны, пути, дорожки
поведения, в которых можно раскопать «открытие», ответы на
вопросы.
Почему они не заедают грусть, а я да?
Анализируя грусть и что она есть для меня, я определилась со
следующим:
Время грусти мне неприятно. То ли я не считаю его ценным, то ли оно
меня печалит ещё больше, то ли я боюсь, что оно никогда не
кончится.
Вкусняшка против грусти – это мой способ нагнать дофамина, чтобы
поскорее выбраться из этой ямы. Как тростинку протянуть человеку,
зависшему на краю пропасти.
Пропагандируемые ценности «будь весельчаком и оптимистом»
накладывают-таки отпечаток. Нужно «соответсовать». Иначе ты
неуспешен. Ты не «вписываешься».
Начав анализировать эти соображения я выявила ещё интересное:
Применение любого инструмента по избавлению от грусти – побег от
себя.
Да, побег от эмоций, чувств, событий, их влияния. Сбежать. Что есть
мочи рвануть отсюда в другое «состояние», где грусть или исчезает
или будет максимум «фонить».
А если «не сбегать», что будет?
Я начала пробовать «не сбегать». Посмотреть как же мне будет
некомфортно и до какой степени, если я сумею позволить этим
чувствам «быть».
Оставляя все как есть и прислушиваясь к себе, отказавшись
устраивать побег, я ощутила, что грусть.. грусть не разрушительна,
временна и даже мимолетна.
Грусть – презумпция проявления внимания к себе, своим мыслям,
триггерным точкам, жалости и жаления, поддержки и заботы.
Возникает желание протянуть не «тростинку», а целую руку этому
грустному и несчастному человеку.
Грустью можно и нужно наслаждаться, она побуждает проявить к себе
внимание и подарить себе время.
Грусть уходит с новым днем, отпускает и на её место приходят новые
чувства и эмоции.
Грусть уходит, когда ты перестаешь чувствовать себя «непонятой»,
«проигнорированной».
Грусть погружает в атмосферу единения и мечтаний.
В грусти можно путешествовать мыслями.
В грусти ты себя мысленно «обнимаешь» и
побуждаешь «выплакаться».
Такой путь проживания грусти позволил решить мне одну из
особенностей моего пищевого поведения: применение вкусняшек как
инструмент побега.
P.S. так, неспеша и с удовольствием я буду фиксировать все, что
«было», «как к этому пришла», «как стало».
Потому что об этих нюансах я никогда не писала. Обычно они
заканчиваются простым изложением мыслей в голове, а нигде не
фиксируются. А между тем, заявляя, что я «работаю с пищевым
поведением», немногие наверно понимают «как».
Я вижу «пищевое поведение» не как отношения с едой. А как отношения
с собой.
Еда там вообще не причем. Еда – следствие.
Основа – отношения с собой. Не к себе. А с собой. Вот как с мамой,
мужем, ребенком, подругами.
То же самое.
Я давно пришел к выводу, что ожирение часто связано со своеобразной формой пищевого алкоголизма. Только вместо алкогольных напитков, с горя, или от радости, употребляется избыточное количество еды.